Карпин говорил ему: «Ну что ты, жирный, бегаешь?»
Карьера Арсения Логашова – путешествие среди культовых историй русского футбола последних 15 лет.
Первый матч в РПЛ он провел в тех самых «Химках»-2009, которые за 30 матчей набрали 10 очков и не выиграли ни разу во втором круге. Потом был период в царском «Анжи», рухнувшим одним днем, – это время защитник тоже застал. Дальше – «Локомотив» Ольги Смородской с постоянной сменой тренеров, мошенничество в «Тосно» и Валерий Карпин, который пытался построить в Ростове свой «Ливерпуль».
Прошлый сезон Логашов провел в «Химках» и лично видел, как из аутсайдера лиги клуб становился претендентом на топ-5. С лета 2021-го 30-летний футболист принадлежит «Кубани».
Александр Головин встретился с Логашовым и собрал сборник самых безумных моментов его карьеры.
В «Ростове» Карпин внедрял прессинг по системе Клоппа. Логашов говорит, что в России через 30 минут такого прессинга хочется сказать: «Меняйте меня, я больше не могу»
– В «Ростове» ты два сезона работал с Карпиным. Его требованиям сразу удивилась половина сборной. Чем он поражал тебя?
– Тренировками. У него силовые даже не на сборах. Во время сезона в неделю были один или два дня с двухразовой тренировкой. Сначала тяжело, потом привыкаешь, идет на пользу. Георгич приучил больше следить за собой – ходить в зал, правильно питаться.
До Карпина в отпуске я ничего не делал: путешествовал, отдыхал, мяча вообще не касался. Как попал к Георгичу, так понял, что надо заниматься до сборов – не ерундой, а именно готовиться к ним. У него на сборах очень тяжело: бега, много аэробной работы. Если приезжаешь не готовый, сразу все болит. Плюс на тебя надевают датчики – считывают пульс, пробег, их не обманешь никак. Если не готов, то не готов. И тебе же от этого хуже, потому что команда двигается вперед, а ты топчешься на месте.
– Самая частая история про Карпина – он зациклен на лишнем весе.
– Мне худеть не приходилось. Один раз только после карантина пришел, вес – 75,5 кг. Получается, полтора килограмма лишних. Он чуть-чуть поприкалывался: «Ну что ты, жирный, бегаешь? Тебе не тяжело?» Но в целом считаю, что следить за весом – это правильно. Те ребята, которые играли у него, почувствовали это на себе. Когда ты весишь оптимально, то на поле чувствуешь себя гораздо лучше, выдаешь больший объем работы.
– В чем его сила?
– Работа и единый механизм. Если кто-то один выпадает – даже по игре, а не по травме, то для него это большая проблема. Карпину важно, чтобы каждый игрок понимал, что он требует. Если не будешь выполнять – не будешь играть. И не только играть, ты и в команде не будешь. Бывают люди, которым говоришь-говоришь, а ничего не меняется. От таких людей он избавляется.
Если посмотреть на его штаб, который был в «Ростове», – там одни испанцы. Потому что он стремится к уровню Европы. Он видит, как играют в Англии. Например, мы старались играть, как «Ливерпуль» – смотрели их игры, разбирали моменты, пытались быть похожими. В прессинге в первую очередь. Но там нужно выполнять такой объем работы, что, если ты не готов, то через 20-30 минут такого прессинга просто сядешь на поле и скажешь: «Меняйте меня, я больше не могу». В Европе они почему-то могут это делать, а нам сложно дается. Видимо, дело не только в базе, а в том, что ты можешь приобрести с правильным питанием, с правильным отношением к себе. В этом плане Карпин очень требовательный.
– Вы хотели играть, как «Ливерпуль», в итоге проигрывали Израилю.
– С Израилем (летом 2020 года «Ростов» проиграл в квалификации Лиги Европы «Маккаби» из Хайфы – 1:2 – Sports.ru) реально несчастный случай. Все видели игру, до 30-й минуты мы думали, что сейчас забьем пять, и они поедут домой. Так-то во многих играх у нас получалось, что хотел Карпин. Просто коронавирус повлиял на «Ростов» особенно сильно. Я переболел, через три дня игра с «Оренбургом». Играть некому. Выпустили, где-то на 20-й минуте понимаю, что у меня легкие уже все. Я просто не могу дышать.
Плюс всю команду закрывали на базе на карантин, люди не видели ни родственников, никого. К двери приносили еду, по одному ходили тренироваться – крутить велосипед. Какая в таких условиях подготовка к игре? Георгич тогда правильно сказал: «Почему кому-то так, а другим – так?» Если заболело несколько человек – отцепите их, и дайте дальше работать. А у нас закрыли людей – контактную группу – на базе. Они больше месяца там пробыли. Еще такая база – синие стены, как в больнице, и одна кровать со столом в номере.
– Карпин два раза от тебя избавлялся: осенью 2020-го отдал в аренду «Химкам», летом не продлил контракт. Почему?
– Несколько причин. Я хотел играть, а «Ростов» взял других защитников. В этот момент позвал Черевченко. К Карпину нет вопросов – у нас хорошие отношения в плане того, что я мог узнать у него, почему так, он мог откровенно поговорить, и все объяснить. Мы друг друга понимали. Просто так произошло. Видно, что при нем команда опиралась на несколько возрастных игроков, вокруг них ставили молодых. У меня нет каких-то обид, чего-то такого. Было тяжело уезжать из «Ростова», но положение в команде меня не устраивало.
Григорян заставлял футболистов боксировать в полную силу и кайфовал, когда на тренировках убивают. После жесточайшего подката он кричал: «Хорош, #####! Мужик!»
– Ты сказал про самые тяжелые сборы – с Карпиным. А какие были самые странные?
– В детстве, когда ездили в Анапу или Геленджик. Спали в спортивном зале всей командой, нам кидали матрасы прямо на пол. Как-то вообще в школьном кабинете постелили.
Однажды на детстко-юношеском турнире в Краснодаре жили в вагонах, которые стояли на вокзале в депо. Прямо по два человека в купе. Тогда еще «Зенит» или «Смена» участвовали – тоже жили в поездах.
– А самые роскошные сборы?
– «Анжи», когда в Турции сняли большой и очень классный отель, – в нем жила только команда, больше никаких посторонних. В Дубае хорошие сборы – там все поселились по одному, а мы с Шатом вдвоем попросили. Дали огромный номер с террасой на 60-70 квадратов – после тренировок все приходили к нам играть в карты. Еще так жарко было, что тренировались только утром. Вечером – легкое занятие или его вообще не было. С Гусом вообще такие сборы, после которых нужны еще одни сборы, чтобы подготовиться к сезону. Тогда мы так и не подготовились – первую игру «Мордовии» проиграли 0:2.
У него и тренировки такие были: просто ходишь, потом пробежка чуть-чуть и квадраты минут на 40. Он сам подключится, заведется – и понеслось. Уже администраторы, массажисты и все, кому не лень, присоединяются.
– В чем тогда его мощь? Он ведь почти везде добивался результата.
– Подбор футболистов – от этого зависит многое. Очень доверял. Плюс сильная личность, это не вызывает никаких сомнений. Он мог открыто сказать: «Как я могу относиться одинаково к Шатову, к Логашову и к Это’О, если он выиграл Лигу чемпионов и еще кучу турниров, а вы – нет? Поэтому не обижайтесь, если что-то не так». И от него это воспринималось нормально, не было такого, что вот, двойные стандарты.
– У Хиддинка был отличный подбор футболистов, в «Химках»-2009 – не совсем. Команда набрала 10 очков за весь чемпионат, а Андрей Червиченко про ту команду говорил так: «Набрали бесплатных паралимпийцев и хотят что-то показать».
– Согласен с ним, наверное. По именам вроде было неплохо, но как-то сразу пошло не так, и все опустили руки, ничего не хотели делать. Не хотели исправлять ситуацию и вылезать, просто по течению плыли. Перед играми никто не думал о победе, постоянно стояла атмосфера поражения.
Константин Сергеевич [Сарсания] пытался это исправить, однажды я даже попал под его горячую руку. Тогда еще не сыграл ни одной игры в чемпионате, вышел на товарищескую. Мы проиграли, после этого меня отправили в дубль. Но причину искали не там, где она скрывалась. Причина простая: у людей не было желания работать.
– Самый странный футболист тех «Химок»?
– Во втором круге приехал какой-то ямаец. Видно было, что в футбол он особо не умеет, но его зачем-то взяли, он даже выходил в нескольких играх. Не забил ни гола – и уехал (речь про ямайского нападающего Еррола Стивенса, который приехал из чемпионата Ямайки, сыграл 145 минут и вернулся на Ямайку – Sports.ru).
Семочко – прикольный мужик (украинский защитник по прозвищу Бультерьер, в России выступал за «Уралан», «Луч-Энергию», «Шинник» и «Химки» – Sports.ru). Жил на базе, мы к нему ходили, и он всякие байки травил, которые мы слушали с открытым ртом. Рассказывал, как нос сломал: «Еду на мотоцикле, куда-то врезался, в землю воткнулся носом – и вот теперь у меня такой нос».
– После Сарсании «Химки» тренировал Григорян – какие о нем воспоминания?
– Он прямо хорошо ко мне относился. Но у него такая любовь: если хорошо к тебе относится, то ты будешь и получать больше всех.
Одно из его любимых упражнений – нападающий берет мяч в центре поля, бежит на защитника, обыгрывает и забивает. Как-то на сборах в Турции меня никто обыграть не мог. Я уже еле на ногах стоял, потому что все происходило без замены. А Григорян кричал: «Давай! Беги!» Хотя какой бежать – сил хватало только на то, чтобы ноги раскорячивать. Мяч в меня врезался. Григорян смотрел на это и прям кайфовал.
Другой момент. Установка, говорит: «Че-то я вижу, вы не настроены перед игрой, сейчас мы подготовимся. Давай, Логаш, иди сюда». Выдал перчатки, раздвинул столы, все сели, как вокруг ринга. И устроил боксерский поединок с Витей Земченковым. Бам-бам-бам, как-то так получилось, что я попал хорошо – и Витя присел на колено. Поднимается: «Хороший удар» – «Спасибо».
– Но вы били не в полную силу?
– Григорян требовал, чтобы прям зарубались, убивали друг друга. Помню, кому-нибудь на тренировке прилетит подкат, человек аж сальто делает, и он орет: «Хорош, #####! Мужик!» Там человек с поля ползет, а он: «Что ты лежишь? Давай вставай, беги». Не знаю, что в голове должно быть, чтобы хотеть на тренировке убить кого-то.
Но он сильно переживал за команду. И очень верил, что дух может переиграть класс. В этом он чуть-чуть проиграл. Он брал игроков, которые казались ему не столько классными футболистами, сколько нравились отношением к делу, поведением в быту. Например, один защитник. Он мог привезти, но Григорян никогда ему не пихал, вообще ничего не говорил. Все думали: «Да чего он молчит?» При этом защитник орал на всех подряд: «Давай, беги туда, давай, беги сюда. Отдай сюда. Че ты делаешь?» Я думал: «Да успокойся, чего ты орешь-то?»
Как-то подошли с этим вопросом к Григоряну, он объяснил при всей команде: «Это значит, что он за собой мосты сжигает. После этого у него нет права на ошибку, он на себя ответственности много берет, он крутой». Я слушал и думал: «Это что, прикол такой? Я буду срать и кричать, и за это мне еще будет доверие тренерское оказано?»
– Ты сказал про упражнение, когда надо с мячом через полполя пробежать. А какое самое странное упражнение в карьере?
– С Григоряном была спецназовская разминка: проползти, колесо сделать, кувырок назад, кувырок вперед. Или в регби играли на все поле. В тебя кто-нибудь врежется, ты лежишь без сил, а Григорян орет: «Вставай! #### ты лег?!»
– Кто-то из тренеров не матерился?
– Геннадьич [Черевченко] требовал, чтобы на тренировках мата не было. Говорил, что если ты ругаешься, то ты колхозник. Но, по мне, бывают моменты, когда мат ничего не значит, это просто одно слово, эмоция. Геннадьич хотел, чтобы и этого не было. Главный тренер сказал – мы должны соответствовать.
Суперталанты, которые видел Логашов: Гапона звали на просмотр в «Реал», аргентинец из ФНЛ поражал техникой, Кокорина называли Мазен
– Первый раз в «Химки» тебя позвал Сарсания. Когда вы познакомились?
– Когда мне исполнилось 14 лет. Я играл за сборную Курска на финале Черноземья, там меня заметил Иван Стрельцов, у которого сын играл правого защитника в «Спартаке». Сказал, что я моложе всех, при этом выделялся. Посоветовал Сарсании – тот позвал в Москву, чтобы я потренировался с командой второй лиги, а он посмотрел меня.
Потренировался, Сарсания сказал: «Вроде нормально». Так и познакомились. Помню, отвел в ресторан, после Курска мы с папой оказались под впечатлением. Потом с командой поехал на сборы в Турцию – в отель «Титаник», который стилизован под корабль. Я такой: «Вау! Титаник!» Кока-колы – сколько хочешь пей, сладкого – сколько хочешь ешь.
До этого я подобного не видел. Курск – нормальный город, но помню, с мамой переехали в квартиру, которая перешла по наследству. Она находилась в не очень благополучном районе возле автовокзала. Первый год после переезда я вообще не выходил на улицу. В старом дворе с утра до вечера гонял мяч, а как переехали, мама говорит: «Иди погуляй» – «Нет, не пойду». Как-то не по себе было от этого района. Можно было спокойно получить за какой-то не такой внешний вид. Но постепенно начал выходить – там коробка железная без травы, просто земля, на ней играл.
По детям занимался с ребятами 1990 года, хотя сам 1991-го. Они без того старше, так я еще маленький, худенький, щупленький. Меня никто не видел, самооценка ниже плинтуса опустилась, уже ни на что не надеялся. Тут такой шанс предоставился, я в него зубами вцепился.
– Если бы остался в Курске, имел бы перспективы?
– Думаю, что нет. В Курске непонятное отношение к футболу – у команды, руководства, губернатора. Если раньше еще более-менее, то сейчас там вообще вторая лига, а на месте, где могли быть какие-то поля, строят лыжные трассы.
– То есть сейчас еще хуже, чем тогда?
– Да.
– Как думаешь, кто в этом виноват?
– Да никто не виноват. Просто футбол не нужен ни городу, ни властям. Им бы побольше торговых центров, еще чего-то. Вроде есть какие-то искусственные поля, вроде дети ходят, но какие перспективы они видят, приходя в тот же самый «Авангард»? Сомнительные перспективы.
– Сарсания многих игроков отправлял в Европу – у тебя такой шанс был?
– У меня – нет, у Жени Гапона был – в «Реал».
– Шутка?
– Клянусь. Должен был ехать, тренироваться с ними. Тогда он выглядел большим на фоне нас, быстрым, техничным. По юношам это сильно в глаза бросалось. Но получил травму и никуда не поехал. Если бы не травма, может, у него в жизни что-то сложилось бы по-другому.
Гапон вообще был любимым футболистом нашего тренера Лапкова, и Константин Сергеевич к нему хорошо относился.
– Вместо «Реала» всю карьеру он провел в ФНЛ и аутсайдерах РПЛ. Почему так?
– Многим тяжело дается переход от юношеского футбола ко взрослому: там другие скорости принятия решения – и часто это становится определяющим. Мне переход дался чуть-чуть легче, у Жоры Щенникова или Кокорина карьера пошла стремительно. Но вообще почти любой игрок проходит через сложности в молодом возрасте. Получаются качели: то хорошо, то плохо.
– С Кокориным ты пересекался в юношеской сборной. Каким он был?
– Очень резкий – с ударом, с голевым чутьем. Было видно, что он вырастет в большого футболиста.
– Уже тогда говорили, что он переписанный?
– Немножко. Мазен его называли, троллили. Но сейчас какая разница? Все равно взрослый футбол расставляет все по местам.
– Еще немного про Сарсанию. Расскажи, почему он был крутым человеком?
– Когда приехали с отцом в Москву, он сразу дал тысячу или две тысячи долларов. Папа так обрадовался. На них мне купили ноутбук и кроссовки, оставшееся родители разделили поровну. Но больше важна даже не материальная поддержка, а то, как он относился к людям, как верил в них до последнего, что бы ни происходило. Я всегда буду помнить его только с хорошей стороны.
– В его «Спортакадемклубе» были люди талантливее тебя?
– Один аргентинец (Давид Элисео играл в ФНЛ в 2008 году, после провел по сезону в Иордании и Коста-Рике. В 2011-м в 25 лет закончил карьеру из-за травмы – Sports.ru) был такой техничный, такой быстрый. Его все били на тренировках, какое-то отношение такое было: «Вот, ты нас обыгрываешь – получай». А он имел свойство, что его бьют, и об него разбиваются. Тут же в ответ получали, потом отходили и уже больше не подходили. Я все время смотрел, и так нравилось это, хотел тоже этому научиться. Но Сарсания ему почему-то не доверял, поставил только на две-три игры. Я так и не понял, почему.
Может, не до техничного футбола – команда боролась за выживание. Помню, Илюха Максимов просто брал мяч с центра поля, бежал на ворота и забивал – вся игра на нем строилась во втором круге. Илюха прям талантливый был очень.
– Правильно понимаю, что вы играли на стадионе, который находился внутри Черкизона?
– Играли на другом, но тренировались там. Доезжали на метро, дальше шли через рынок на тренировку. Такой стоял запах шашлыка, пройдешь – и уже голодный, поесть хочется. На обратном пути хот-дог кушаешь – хорошо.
Еще запомнил помещения под трибунами – там огромные коридоры, как в бункере. Они вели в какое-то Измайловское подземелье, в рынок. Жутковатое место, как погреб.
– Самый странный стадион, на котором играл?
– Всегда не нравилось в Саранске и в Оренбурге – и искусственное поле, и крошечные раздевалки. В ковид в «Ростове» мы сидели в раздевалке через одного, по-другому нельзя – Роспотребнадзор. А в Оренбурге просто плечами к друг другу сидят – и ничего, нормально, можно. Странное решение.
Там еще коридор, налево смотришь – окна, а за окнами железная трибуна, люди сидят. И видно пятки тех, кто смотрит футбол.
Точно так же в Мордовии: встал на массаж – проталкиваешься. Ненавижу, когда тесно и много голых мужиков.
В золотом «Анжи» Логашов зарабатывал 500 тысяч рублей в месяц и брал кредит без процентов, а ушел, потому что Гаджиев даже не знал его имени: «Эээ, иди сюда»
– Президентом «Химок» в нулевые был мэр Стрельченко. Говорят, он постоянно заходил в раздевалку.
– Про него не помню, а вот в «Анжи» Керимов заходил. И все сразу понимали: или двойные, или тройные премиальные сейчас будут. Он объявлял – на столе начиналась лезгинка. Кто как умеет – некоторые русские даже начинали. Просто счастье было. Я не танцевал, но радовался как ребенок.
Еще Керимов мог сказать: «Сегодня собираемся там-то». Мы ведь все в Москве базировались. В Махачкале потанцуем и в Москву летим дальше танцевать.
У него была резиденция в центре города – если ехать по Мосфильмовской, по Воробьевым горам – где-то справа. Огромный дом с большой территорией, охраны там… Люди с оружием. Страшно. Мы туда приезжали на шашлыки, общались. Как-то все так дружно, уютно.
– Однажды он подарил тебе часы.
– Да, за семь-восемь тысяч евро на тот момент. Но я вообще их не носил – в футляре лежали. В итоге подарил Гапону – у него не было часов.
– Год назад в телеграме публиковали финансовые документы того «Анжи» – правда, что за ничью на выезде с «Зенитом» вы получали 15 тысяч долларов?
– Не помню, но денежку в конверте давали. И не сразу после матча. Как накопится – хоп, конверт. По одному в кабинет заходили, там машина: «Жууу». Считала – и тебе давали. В рюкзак кинул – и на метро домой поехал.
– Не страшно такие суммы в метро?
– Нет, ну а что? Пробки были.
Еще помню, как добирался до базы в Раменском из Люберец, где тогда жил. На машине невозможно, потому что ужасная дорога, постоянно ремонты. Уходило бы по полтора часа. Вместо этого спокойно садился на электричку, дальше на такси до базы.
– Сколько ты зарабатывал в «Анжи»?
– Да у молодых была маленькая зарплата.
– Маленькая по твоим меркам – это сколько?
– 500 тысяч рублей в месяц. Если сравнивать с 12 миллионами, или сколько там… 15 у Самюэля? Но я никогда не смотрел ни на чьи зарплаты, мне это неинтересно.
Кстати, зарплатную карточку в то время вообще не трогал. Она просто лежала, на нее приходили деньги. Жил только на премиальные.
– Еще инфа из телеграма – клуб выдал тебе займ на восемь миллионов рублей. На что?
– На машину попросил – BMW M5. И участок купил – 20 соток, там сейчас мама живет. Своих денег на тот момент не было. Это еще до «Локомотива» было – как туда перешел, все вернул.
– Почему ты брал деньги у клуба?
– А у кого еще? Это нормальная история в футболе, если у тебя хорошие отношения с руководством. Контракт долгий, просто приходишь и просишь в счет зарплаты. Каждый месяц какой-то процент от нее удерживается. Думаю, этим многие пользовались. Зачем идти в банк, если можно взять без процентов?
– Люди подумали, что это способ обналички. При обычном выводе денег нужно платить процент, а тут даешь займ без процентов, ты его обналичиваешь и отдаешь сотрудникам. Дальше его можно продлевать сколько угодно, пока клуб не закроется.
– Нет-нет, я брал на реальные нужды и все выплатил.
– Это’О – главная история про него?
– Красножан только пришел в «Анжи» и сразу внедрил свои тренировки – вбегание в гору. Гольф-поля, ты должен в гору прямо вбегать, со штангами приседать, еще что-то.
Я – молодой, нигде до этого не играл, тихо голову опустил и работал. Делал, что говорят. Это’О наотрез отказывался. Мы все едем на багги на гору, а он с тренировки идет в номер: «Я не буду, мне это не надо».
– Как это воспринимал Красножан?
– Как раз пытался всем сказать, что ему неважно, кто и сколько получает, кто, где, когда и сколько играл. Что для него все одинаковы. Видимо, это задело лидеров.
В целом он очень сильно любил работу и хотел в ней развиваться. Проводил теории каждый вечер. Но, мне кажется, ту команду надо было не развивать, а больше поддерживать. Развивать нужно детей, молодых игроков, когда чуть-чуть другие люди. В «Анжи» к этому не очень хорошо относились. Хотя я – отлично, все время что-то черпал, но не у всех такое мнение.
– Роберто Карлос тоже не бегал в гору?
– Да, но у него вообще своя программа была. Он постепенно переходил на роль тренера. При этом не спорил, всегда все выполнял.
– В чем еще, кроме тренировок и кока-колы, ощущалось особое отношение к Карлосу и Это’О?
– С ними советовались, обсуждали тренировки, возможно, иногда даже составы и замены. Помню историю со сборов в Марбелье: Шат не отдал Самюэлю передачу. Тот после игры в душе говорит Шату: «Еще раз мне не отдашь пас – играть не будешь». Причем через переводчика это сделал, при других игроках. Тут я все понял.
– Что-то хорошее для команды он делал?
– Премиальные выбивал, бонусы всякие, голы забивал. Молодым игрокам – и мне, и Шату – пытался что-то объяснить, чему-то научить. Это было, и я за это благодарен. Федю Смолова всегда поддерживал. У Феди был не очень хороший период, когда он долго не забивал, Самюэль подбадривал.
– Ты ушел, когда тренером стал Гаджиев. Почему?
– Он не знал, как меня зовут. Подзывал: «Эээ». Ему говорят: «Его зовут Логашов» – «Как? Ло-га-шов?» Сразу стало понятно, что лучше уходить. Вот эти свистки через все поле: «Эээ, иди сюда». И так не только со мной.
Я еще травмирован был, и ему все равно – есть я или нет. Плюс настроение в команде такое… Представь, засыпаешь, у тебя все хорошо, ничего страшного не случилось. Просыпаешься – куча пропущенных звонков. Приезжаешь на тренировку и слышишь: «Я туда ухожу», «Я сюда ухожу», «Меня этот зовет». Все были вместе – хоп, и все. Ради чего оставаться?
Смородская обиделась на Логашова из-за долгого восстановления от травмы. Повреждение было похоже на то, что получал Тотти: 4 из 10 после него заканчивают карьеру
– Из «Анжи» ты перешел в «Локомотив». Смородская точно заходила в раздевалку.
– После побед. Если поражение, на следующий день могла приехать на базу и навтыкать таких, что я в шоке был. Очень эмоциональная женщина, которая сильно переживала за клуб. В какой-то момент переходила на личности, причем в грубой в форме.
– Материлась?
– С элементами, так скажем.
Помню, подписали Ману Фернандеша, один из его первых матчей – кому-то проиграли. Она приехала: «А ты че? Жонглер, блин. Вышел на поле набивать? Че ты вышел вообще? Ты футболист или клоун?»
Я не знал, что делать. Хотел смеяться, в то же время так не по себе стало, не думал, что так может быть вообще. Первый раз сталкивался, потом привык.
– На тебя Смородская срывалась?
– Был момент. Находился в аренде в «Ростове», выиграли Кубок, последняя игра сезона – с «Томью», и я получил травму. Сломался сильно – отрыв задней мышцы. Улетел на операцию, потом три месяца жил в Германии на реабилитации.
В тот момент «Локомотив» взял в штаб физиотерапевта из Испании – Феликса, который потом в сборной работал. Смородская сказала: «Что Логашов сидит там? Давайте его сюда, Феликс будет здесь восстанавливать». Хотя я думал, что лучше остаться в Германии, потому что чувствовал улучшение. Даже попросил Кирилла Котова (бывший спортивный директор «Локомотива», зять Ольги Смородской – Sports.ru), чтобы клуб меня оставил: «Если дело в деньгах, то я могу за свои деньги восстанавливаться. Это не проблема». Кирилл Николаевич сказал, что Смородская очень просила вернуться в Москву – там восстанавливаться и находиться рядом с командой.
Не знаю, с горяча она или нет, но на пользу это не пошло. Потому что в итоге восстанавливался около шести месяцев. В Германии все заняло бы более короткий срок. Причем даже спустя полгода возникало ощущение, что тянет в ноге, не дает бежать в полную силу. Помню сомнения в том, смогу ли дальше играть в футбол. Вроде чувствуешь, что ничего не болит, все хорошо, но выходишь на поле, начинаешь тренироваться, в какой-то момент пас даешь – и нога начинает болеть. Еще так дико больно, что думаешь, там все опять поотрывалось. Хотя МРТ показывало, что все на месте, не переживай.
В один момент полетели с физиотерапевтом Феликсом в Рим – к профессору Мариатти. Ему показали всю мою операцию – фото, видео, снимки МРТ, в Риме тоже сделали МРТ. Он рассказал, что похожая травма была у Тотти, но ему не делали операцию. В целом из десяти людей с такими повреждениями четверо заканчивают с футболом. Мне дал совет: «Ничего не делай. Организм сам даст понять, когда можно тренироваться». А я до этого каждый день утром и вечером занимался в зале, на поле, ходил на процедуры. Без выходных – все время тренировался.
После консультации в Риме стал только плавать в бассейне на базе – больше ничего. После назначения Божовича полетел на сборы. И уже там почувствовал себя хорошо. Получается, с момента травмы до окончательного восстановления прошло девять месяцев.
– И еще год находился в аренде до этого.
– Да, то есть не видел команду почти два года после перехода из «Анжи».
– Ты сказал про видео операции.
– Да, все снимали. Мне потом дали флешку, я включил, но стало так страшно – там одни разрезы, вата, нитки. Прямо вскрывали кожу, внутри – мышцы, ткани, видно, как ниткой что-то натянуто, перетянуто. Ужас. Чуть-чуть посмотрел и выключил.
Логашов говорит про судейство: в прошлом сезоне дали левый пенальти «Спартаку», в Нижнем судья просто убил «Химки»
– В начале интервью ты сказал, что Карпин – красавец, стремится к Европе. Но по остальным тренерам не похоже, судя по твоим рассказам. Почему?
– Трудно сказать, про всех не скажу. Футбол действительно развивается, но некоторые тренеры не считают нужным гнаться за ним. Думают, можно на старом футболе выезжать. Говорят, что раньше было лучше, но наверняка это не так.
– Божович в этом плане какой?
– Считает, что если дополнительно ходишь в зал после тренировки, то не доработал на занятии. Ругался, если такое видел. Хотя это распространенная практика во всех клубах.
При этом тренировки у Миодрага недолгие, но очень насыщенные. В основном все связано с футболом: квадраты, матчи. Беговых практически не было, все нагрузки через мяч получали.
– А Черевченко? С ним «Химки» порвали прошлый сезон, но сдулись в этом.
– Я пришел осенью – первая игра была со «Спартаком». Проиграли, но помню, что «Спартак» практически отскочил. Не было такого, что он нас сильно переигрывал. Не так, что «Спартак» борется за чемпионство, а мы где-то внизу болтаемся. У нас моменты – у них моменты.
Проиграли, захожу в раздевалку, и ощущение, что все хорошо. Бывали ситуации – в «Химках» в 2009-м, в «Локомотиве» с Божовичем, – когда какая-то безнадега. Тут понимаю, что все нормально. Если есть игра, значит все будет хорошо. Какая-то уверенность была, я еще пацанам об этом сказал.
В «Химках»-2009 было настроение, что мы точно не выиграем. Повезет, если будет ничья. В «Локомотиве»-2014/15 сначала было круто, после сборов начались игры, в которых, если бы не Саша Самедов, мы бы не выиграли. Помню, с Бобом – Шешуковым – смотрим и понимаем: «А за счет чего можно выиграть?» Какая-то реальная безнадега появилась. Это не только мы чувствовали, но и команда, и Ольга Юрьевна, поэтому Миодраг ушел.
А в «Химках» осенью 2020-го выиграли у одной команды – чуть-чуть поднялись, поняли, что можем дальше так же делать. Когда с «Ростовом» играли, все писали, что он загонит сейчас этих трупов. И как, получилось? Или с тем же «Зенитом» в первом круге, когда мы могли забить первыми. Неизвестно, как после этого повернулась бы игра. Может, они понеслись бы вперед, а мы на контратаке поймали.
До этого, видимо, не хватало уверенности. Потом появилась, я ни разу не испытал обреченности.
– Часто вам везло с судейскими решениями – например, с «Ростовом». Правда, со «Спартаком» на тебе дали пенальти, потом разгорелся скандал.
– Я чуть-чуть задел Понсе – да. Но, по мне, это не пенальти.
Человек точно так же пробил бы вне зависимости от того, тронул я его или нет. Если бы не тронул – ничего бы не изменилось. Момент прошел, он ударил по воротам – все. Мое касание было уже после. Если бы мой удар попал ему по голове, а потом бы он ударил – это одно. В том эпизоде – другое.
Это как если летит мяч, я делаю вид, что играю руками, потом убираю руки. А человек видел, что я руками играю, не сориентировался, и мяч ему в лицо попал. Это пенальти? Нет.
Больше пенальти был в первом тайме. И то – мяч находился наверху, рука попала на футболку, и я чисто машинально дернул его вниз. Раньше бы такое не поставили, сейчас любое касание в штрафной – пенальти. Сейчас надо настолько аккуратным быть сзади. Если даже просто на плечико руку положил – уже может быть пенальти. Хотя это борьба, ты борешься. Используешь иногда руки, но каждый это делает.
– То есть после введения ВАР игрокам обороны стало труднее?
– Конечно. Не знаешь, откуда беда придет. Приходится становиться более чистым защитником, не позволять того, что раньше. Есть же игроки, которые специально бьют по лицу на угловых: локтем куда-то заедут, коленом. У них такой стиль игры.
Помню Хави Гарсию в «Зените» – я грязнее игрока не встречал. Он реально то локтем ударит, то наступит просто так. При этом его вообще никто не трогал, даже судьи боялись, типа не видели. Кто там, Вилков судит? Все понятно, «Зенит» выиграет.
– Кто твой самый нелюбимый судья?
– Вилков. Миша.
– Почему?
– Он какой-то вообще… С «Локомотивом» как раз против «Зенита» играли – тот матч, когда они на Миранчука побеждали всей командой, просили удалить его. Фол был на их стороне поля, а они ввели мяч чуть ли не у нашей скамейки. Этот [Вилков] сказал перебить, Миранчук просто мяч в их сторону ударил. Там такое началось!
Так вот, играем с «Зенитом», в один момент Халк подбежал к Вилкову и сказал: «Ты – пидор, ты – мразь, иди ## ###». Просто в лицо. На смеси русского и нерусского, так орал, что слюни аж в судью летели. Вся команда это видела, все видели, а у Халка карточка уже была. И этот ему ничего не показал, просто: «Ми-ми, отойди, отойди». А если бы я или кто-то еще так сделал, он бы удалил и потом еще написал, что вот, он за языком не следит.
– Помнишь матч, когда судья целенаправленно убивал?
– В первой лиге с «Химками». Играли против «Нижнего Новгорода», за них бегал большой [Дмитрий] Кудряшов.
Потом мы общались, он нормальный парень, но в тот момент не знаю, почему переклинило. Мне дали мяч, а он просто прыгнул в меня и с мячом чуть ноги не оторвал – фух! Судья (Алексей Лобанов из Иркутска – Sports.ru) говорит: «Играй». Что это? Это не футбол.
Потом мы пропустили голы с вне игры и с пенальти и поехали домой – опущенные. Судья может решить все просто… Особенно там, где за этим не особо следят. Думаю, таких историй много.
– Как с этим бороться?
– Никак. Максимум что-то высказать. Но ты же адекватный человек, понимаешь, чем тебе это грозит. Ты же не хочешь из-за одного момента лишиться футбола. Ты здравый человек и должен контролировать эмоции. Плюс сейчас РФС проводит реформу судейства – очень надеюсь, что скоро ситуация изменится во всех лигах.
Логашов отказался от предложения из Бельгии и говорит, что не все сказал в футболе – карьере сильно мешают травмы
– Как-то ты говорил, что взял ипотеку на квартиру в Москве. Куда сейчас вкладываешь деньги?
– Ипотеку закрыл за год, в квартире живу. Никуда не вкладываю, вкладываю в жизнь.
– Всю зарплату? Ты получаешь намного больше обычных людей. С одной зарплаты в «Химках» и «Ростове» мог купить хорошую машину.
– Да какую? «Рено Логан»?
Бывают разные предложения, в какие-то даже вкладывался, но ничего не получалось. Самое хорошее вложение для футболиста – купить квартиры и сдавать их. Будет пассивный заработок, но я пока этим не планирую заниматься.
– Когда в «Анжи» началась распродажа, кого-то выцепить себе хотел ЦСКА. Слуцкий потом рассказывал, что обалдел от прайса, там даже ты стоил четыре миллиона евро. Слышал об этом?
– Да. Причем из «Химок» в «Анжи» меня забрали то ли за 50 тысяч рублей, то ли долларов. А потом такая цена. Сам не понял, откуда расценки взялись.
– Когда уходил из «Анжи», были предложения, кроме «Локо»? Европа?
– В Европу позвали только недавно – в «Зюлте-Варегем» до «Химок».
– Почему не пошел?
– Не знаю. Когда человек играет всю жизнь в России… Сейчас не говорю, что не надо ни к чему стремиться, но чем чемпионат Бельгии сильнее чемпионата России?
– Там другая атмосфера, на трибунах не три тысячи человек, а 20 тысяч. Плюс новый опыт, в Европе пожить.
– Я русский человек. Не в том плане, что не хочу прогрессировать и развиваться. Я хочу. Просто возраст уже не тот. Если бы это предложение поступило, когда переходил в «Локомотив», то, может быть, и подумал бы. 23 года – расцвет, все хорошо, а сейчас не знаю.
Плюс как ни крути очень важны деньги – сколько ты зарабатываешь. Карьера футболиста не вечная.
– В Бельгии предлагали намного меньше, чем сейчас было в «Химках» в прошлом сезоне?
– Чуть поменьше, но дело даже не в этом. Я не решился как-то. Когда человек привыкает – тяжело что-то менять. Мне даже из «Ростова» оказалось сложно уходить, потому что привык там, третий год. Это не говорит о том, что мне здесь припекло – и все хорошо, ничего не хочется. Я про другое: к людям привязываешься, к команде, к ритму, становишься частью чего-то. Потом тяжело перестраиваться.
Плюс еще язык не знаешь… Я чуть-чуть знаю, но совокупность менталитета, нехватки общения – все это напугало.
– Ты говоришь, что не хочешь в Европу не из-за того, что не собираешься прогрессировать, но со стороны все выглядит так. 2018 год, новость про твой переход в «Ростов», самый заплюсованный коммент оттуда: «Был подающий надежды молодой футболист, стал ленивым паспортистом. К сожалению». Ты же понимаешь, что про тебя именно так говорят?
– Сколько людей, столько и мнений. Я не считаю, что у меня что-то плохо, что я плохой футболист и что не умею играть в футбол. Я умею и знаю, как это делать. Ко всему сейчас спокойно отношусь. Кто в футболе разбирается, наверное, больше может понять. Немногие знают, почему не случилось по-другому.
– Объясни ты. Просто со стороны выглядит так, что был суперподающим надежды, Сарсания говорил, что дорастешь до сборной. В итоге сейчас ты принадлежишь «Кубани».
– Травма случилась очень тяжелая – думаю, это главный аспект. Я помню, как в «Ростове» играл, когда мы Кубок выиграли. Помню, как прекрасно себя чувствовал. После этого явно что-то поменялось.
– Ты ведь сказал, что полностью восстановился от травмы.
– Все равно раньше бежал чуть по-другому, быстрее. После нее стал медленнее. Например, в «Анжи» был вторым по скорости после Самюэля. Сейчас скорость не измеряем, но уже не то. Стараюсь больше за счет мозга играть.
Каждая травма оставляет что-то свое. Это суммируется и не идет на пользу. Сейчас вот снова травмирован – не играю уже четыре месяца. Многим удавалось пережить переломы, еще что-то, но сколько обратных примеров. Когда человек получает серьезную травму, он не может вернуться на тот уровень, на котором был. Таких подавляющее большинство.
Но винить в этом себя тоже как-то странно. Пока живу как живу и думаю, что еще не все сказал в футболе. Силы еще есть.
Фото: Gettyimages.ru/Epsilon, Dmitry Korotayev/Epsilon, Martin Rose/Bongarts/; vk.com/pfckuban; РПЛ/ФК «Оренбург»; vk.com/fcrostov; globallookpress.com/Dmitry Golubovich/Russian Look, Alexei Belikov/Russian Look, Zamir Usmanov/Russian Look; РИА Новости/Александр Вильф, Алексей Филиппов, Владимир Песня; spartak.com/Александр Ступников
Источник: sports.ru
